ПОТЕРЯ НЕВИННОСТИ.

 

          Многие часто выкрикивают: вот – эротика, вот - порнуха, а на поверку и понятия не имеют – что это такое.

Я рассуждаю просто: если у вас течет  изо всех щелей при виде данной картины – то, не сомневайтесь, что это порнуха. А если не очень – эротика.

Обобщать эти два термина ко всем индивидам не рекомендую. Некоторые настолько равнодушны к сексу, что у них и порнуха уходит за эротику, а другие настолько возбудимы и даже голодны, что и эротику приравнивают к порнухе.

 В каждом из нас сидит своя порнуха и своя эротика. Споры тут  бессмысленны так же, как - что такое любовь.

Этот вопрос жаждущая секса публика все равно будет жевать всю свою жизнь, по этому решил я подбросить на Ваше внимание случай, рассказанный мне приятелем.

           Служил он в те годы в армии, а до этого не успел узнать – в чем секрет и прелесть совокупления. Опытные пацаны рассказывали самые фантастические байки, от чего мой приятель буквально заливался поллюциями.  

Власть, строго блюдя нравственные устои молодежи, осуждала самоудовлетворение и Федя, так звали моего приятеля, чувствовал ужасный дискомфорт после каждого акта.

         Началось у него это лет в тринадцать с подачи одного пацана, который с удовольствием демонстрировал весь акт принародно, лежа на грязном матрасе в сарайчике при  бараке, в котором проживал Федя и вся любопытствующая мелюзга.

Феде было неприятно смотреть на все это безобразие, да и остальному обществу тоже, что проявлялось в потупленных глазах и смущенных улыбочках. Однако большинство считало себя, парнями бывалыми и, тужились сделать вид залихватский, мол, знай наших.

Придя домой, Федя тут же решил проверить – “чем он хуже?”

С большим трудом он доказал себе, что нисколько не хуже “Сырца”, такая кликуха была у того отчаянного пацана.

С этого момента взор Феди  стал различать не только женские лица, а и детали их фигуры. В общем, неожиданно в нем засел червяк, который стал настойчиво подтачивать его нравственность. Ему страстно хотелось узнать – как же на самом деле это хорошо или плохо. В своих терзаниях он довел себя до такого состояния, что, не смотря на свою крайнюю стеснительность, обратился к девчонке, которая была старше его года на два, и слыла довольно разбитной, с просьбой: “Давай поебёмся?” Девочка была о нем хорошего мнения, но тут разозлилась и назвала дураком. Федя почувствовал себя настолько некрасивым и несчастным, что стал стесняться всего женского населения.

А в сексе, как известно, инициатива – дело не последнее. Он не хотел быть стеснительным и стал наглым. Это, в его четырнадцатилетнем возрасте, не лезло ни в какие ворота и перекрыло ему путь даже к мелким сексуальным утехам потому, что девочки стали шарахаться от него во все стороны. Прикрывая свое одиночество, он повсеместно стал декларировать, что будет дружить только с единственной девочкой, которую полюбит на всю жизнь и которая станет его единственной женой. В душе же бедняга готов был лечь в постель хоть с кем. Поступив после семилетки в техникум, он устроился на квартиру к семейной паре.

“Квартира” представляла собой девятиметровку без малейших удобств. В одном конце комнаты, во всю ее ширину, примыкая к единственному окну, располагалась огромная двуспальная хозяйская кровать, в другом, за печкой, - Федин топчан. Старинный буфет и стол, расположенные в оставшемся пространстве, полностью его заполняли.

Хозяин работал грузчиком. Это был красивый здоровый мужик пятидесяти лет, которого трезвым можно было увидеть только рано утром, когда его жена провожала на работу.

Она была моложе его лет на десять. Они очень тепло относились друг к другу, и все сексуальные картинки стояли постоянно у Феди перед глазами. Приходя пьяным поздно вечером, он бесцеремонно кидал ее на кровать, не дожидаясь, когда она разденется, задирал юбку на голову и начинал охаживать так, что лишь слышались глухие стоны:

“ Тише ты – Федя услышит”. Федя же не только все слышал, но и прекрасно видел в свете огромной уличной лампы, подвешенной на столбе, и под которой стоял стол для настольных игр жителей двора.

Самым интересным был для Феди момент, когда она, проводив мужа, принимала ванну, если так можно сказать, в отсутствии таковой. Принеся из коммунальной кухни большое корыто, она наливала два ведра  теплой воды, которые всегда стояли на плите, и мылась, рассматривая себя в зеркало буфета. Она стригла ногти на ногах, выдергивала что-то из промежности, принимая невероятные позы. Ее не смущало присутствие Феди потому, что считалось, что он спит, и будить его только в десять часов. А спал он в действительности или не спал – хозяйку не интересовало.

Как он хотел, также как ее муж, владеть ею, когда захочется и как захочется. Каждый день он говорил себе, что попросит ее об “этом”, но, памятуя свой прошлый опыт, не решался.

Неожиданно он влюбился в девочку из соседнего двора, ее звали Света. Он молча смотрел на нее, и ему хотелось плакать от восхищения и тоски, ведь она была влюблена в Пашку, а тот заканчивал десятый класс. Успокаивало лишь то, что Пашка игнорировал их компанию и Светку тоже.

Встречались каждый день, засиживаясь допоздна большой компанией. Однажды, ему сказали, чтобы зашел на минутку в подъезд – там его ждут.

Он пошел, не чувствуя подвоха. В темноте подъезда кто-то крепко поцеловал его в губы. Голова у него закружилась, и пока он приходил в чувство, Светка убежала домой.

Его никогда никто так не целовал. Радости его не было предела. Воображение рисовало сцены страстных наслаждений, но Светка повела себя так, как будь-то, ничего не произошло. Она забавлялась им, как игрушкой, изредка снисходя до поцелуя.

Вскоре эта игра приобрела и вовсе драматический характер.

Все родственники Светки уехали в деревню, и она осталась дома одна. Они сидели до позднего вечера на крылечке. Неожиданно она попросила его переночевать у нее, сославшись на то, что одной ей страшно.

Они легли в одну постель и стали ласкать друг друга. Постепенно, по мере взаимного возбуждения, они разделись полностью. Он проявлял активность, целуя ее в губы и груди, а она тихо лежала, словно прислушиваясь к реакции своего тела. Все его попытки вставить своего дружка в ее промежность успеха не имели. Он не знал, где находятся заветные места для целования, а она стеснялась ему показать. Он целовал ей живот, спускаясь к лобку и крепко сжатым коленям. В этот момент дружок оказывался около ее рта, но она ограничивалась только тем, что слегка сжимала его. Так они провозились до рассвета. Он не знал, что женщина может быть вполне удовлетворена и ЭТИМ, сам же был в конец измотан и раздражен. На его откровенный вопрос она ответила стандартно: “Только после свадьбы”.

Он брел в свою конуру за печкой измочаленный и злой. Первый раз он не ночевал в своей постели. Хозяйка на него взглянула с любопытством, но ничего не спросив, ушла по своим делам. Привычный акт не принес Феде ни какого удовольствия. Он поклялся больше не заниматься этим и не встречаться со Светкой. Интуитивно он понял, что был громоотводом в чужой неудовлетворенной любви.

Перед уходом в армию она пришла к нему домой неожиданно. Они не встречались почти год. История повторилась с той лишь разницей, что она спросила о его планах жениться. Ему стало совсем противно, и он постарался выпроводить ее под каким то пустяковым предлогом.

          Через год службы его отпустили в отпуск. Приезжает он 30 декабря, а родители деликатно уехали в деревню на новогодние каникулы.

Вопрос воздержания у Феди настолько назрел, что он только и думал, как бы его решить.

Собрались на новогоднюю ночь старой компанией. Приятель с женой и ее подруга.

Веселились от души, но когда дошло до “дела” – подруга заявила, что только после штампа в паспорте… Расстроился Федя, посидел в горячей ванной для снятия болей в низу живота и принял единственное решение. Нужна проститутка!

Пошел он вечерком, приняв стакан водки, на местный “Бродвей”. Народ чинно ходил мимо друг друга, приглядываясь и прицениваясь. Откуда ни возьмись Вовка.

Парень - что надо! Все барышни были от него без ума. Он лет с 15 хороводился с опытными красотками и даже имел постоянную любовницу в лице солидной дамы, которая его подкармливала.

Вовка, узнав, что Федина хата пустует, тут же организовал трех дам, и приобщил знакомого парня, которого звали Эдик. Из трех дам, две были помоложе и симпатичнее, а третья, прямо сказать, - со следами ушедшей красоты и не благозвучным именем – Тоня.

Одна дама была давняя подружка Вовки, а на другую – Федя с Эдиком стали претендовать, совершенно оставив без внимания Тоню.

Веселье скоро приобрело самые разнузданные формы. Вовкина пассия разделась до гола и залезла на стол. Нисколько не смущаясь, развела колени достаточно широко и на глазах у ошарашенной публики ввела во влагалище яйцо, непрерывно пританцовывая. Яйцо держалось прочно, хотя часть его была видна.

Вовка с Тоней были в восторге. Как оказалось в последствии, этот номер был им уже знаком по прежним выступлениям и считался коронным.

 Барышня, на которую Федя с Эдиком претендовали, такого поворота событий не ожидала и засобиралась домой, а Эдик – вместе с ней.

 Остались вчетвером. Вовка, не теряя времени, в чем мать родила, тут же пристроился со своей подружкой на диване актироваться. Федя отметил, что фигура у Вовкиной пассии была такой, о каких говорят – “роденовская”. Она преспокойно сидела на Вовкином животе к нему спиной, причем одна нога опиралась на пол, а другая – на спинку дивана. Они делали неспешные движения на встречу друг другу в такт музыке.

Также он заметил, что она наблюдает за ним, и несколько раз встретился с ней глазами, в которых ему показался призыв к наслаждению.

Просидевшая большую часть вечера без приглашения Тоня, оскорбленная и униженная не вниманием, решила отыграться на Феде и сознательно не проявляла никакой инициативы в развитие сексуальных услад.   Федя же, до предела возбужденный до селе невиданными картинками, был готов совокупиться хоть со стулом.

Чувство некоторой вины перед Тоней и неопытность сдерживали Федю от решительных действий, и они продолжили танцы, которые Тоня прежде не станцевала.

Каждое движение танца вызывало у Феди боль в области детородного органа.

Ему казалось, что между ног у него находится что-то невообразимо распухшее и болезненное. Заметив это, Тоня еще более интенсивно стала прижиматься и тереться своим лобком об эту невероятную опухоль. А за тем и вовсе засунула руку ему в штаны, крепко сжимая опухшее достоинство пальцами и причиняя ему физические страдания, которые, видимо, красноречиво отражались на его лице.

Все эти коварные действия были замечены Вовкиной подружкой, которая занимала лидирующее положение в их профессиональных отношениях с Тоней.

Она в резкой форме сделала ей замечание, и та тут же со злорадным смехом повалила Федю на кровать, на ходу раздеваясь и раздевая его.

Вдруг он почувствовал, что всю его опухоль крепкая Тонина рука заталкивает в лоханку с киселём. По рассказам и случайно подсмотренным картинкам он знал, что ему надо двигаться. И стал двигаться, превозмогая боль. Движения его от раза к разу становились интенсивнее в предчувствии кульминации, с которой он познакомился в моменты самоудовлетворения. Она лежала, как колода, но вдруг закричала: “Кончила! Кончила!” Ему было невдомек – что это обозначало, и он продолжал наращивать скорость колебаний, скорее интуитивно, чем с сознанием дела. Неожиданно она стала громко испускать воздух из анального отверстия в такт его колебаниям. Парочка на диване покатывалась со смеху. Наконец, вулкан, извергся, и боль притупилась.  

Не успел он хорошенько задуматься над тем, что все это не так уж и прекрасно, как представлялось в мечтах, вдруг услышал легкое похрапывание, отвернувшейся к стене Тони. Это его вполне устраивало – он с трудом представлял себе, что мог бы ласкать эту женщину.

 

           Уважаемый читатель, едва ли, можно ассоциировать потерю невинности с порнухой. В то же время эротика была несколько угнетена.

Чего же здесь было больше?

        Этим рассказом я лишь хотел напомнить любителям конкретностей в терминологии, о двойственном характере явлений.

 

                                                    Конец.